От талиона к золотому правилу нравственности

В этой статье:

Талион и золотое правило обычно рассматриваются как выражение исторически последовательных ступеней в развитии нравственности. Устоявшееся мнение заключается в том, что талион – lex (jus) talionis – это форма социальной регламентации, соответствующая довольно ранней (но не примитивной, как это полагают некоторые) стадии развития человеческих сообществ. При сугубо историческом рассмотрении талион (от лат. talio – возмездие, равное преступлению, отtalis такой же) предстает восходящим к архаическому обычаю кровной мести и преодолевающим его правилом наказания за совершенное преступление – правилом, по которому возмездие должно строго соответствовать нанесенному ущербу[1]. В современных нормативных исследованиях талион нередко трактуется более широко – как правило равного воздаяния, что исторически некорректно, но в теоретическом анализе допустимо для обобщенного представления особого типа регуляции взаимоотношений между людьми. Именно в таком контексте понятно принятое мнение, что с развитием и обогащением социальных отношений талион вытесняется на периферию человеческих связей другой, более утонченной нормативной формой – золотым правилом, появление которого знаменует оформление морали, или нравственности в современном смысле этого слова[2]. Талион, таким образом, рассматривается как доморальная форма социальной регуляции; хотя если брать талион в указанном строгом значении, то исторически он оказывается предшествующим не столько нравственности, сколько праву, институционализированному закону[3].

Однако, как показывает опыт, с развитием нравственности поступки по логике талиона не только сохраняются, но и продолжают составлять важную часть поведения цивилизованного, в том числе современного, человека, и отнюдь не только в форме «пережитка» (хотя порой и не без этого). В живом моральном сознании талион и золотое правило могут различаться; но нередко они и не различаются, и отнюдь не только из-за недостатка гуманитарной образованности или моральной нечуткости (хотя порой и не без этого). В действительности в современной нормативной культуре и талион, и золотое правило, в том числе в своей более развитой и содержательно определенной форме заповеди любви функционируют в различных взаимонакладывающихся императивно-ценностных контекстах. Талион вопреки осуществленной этико-философской и морализирующей критике то и дело оказывается востребованным в практических отношениях людей как насущный регулятивный, конфликто-разрешающий и сдерживающий избыточную, деструктивную агрессивность инструмент. Наборот, доверчивость к существующим этическим рационализациям, в которых золотое правило и талион оказались разделенными по принципу моральное – внеморальное, обезоруживает человека, заботящегося о нравственной определенности своих решений, и загоняет его тем самым в этический тупик. Совмещениям правил способствует и их формальная близость, обусловленная тем, что золотое правило исторически (как было отмечено) и нормативно-логически (как будет показано) вырастает на базе талиона – в его нарастающе-радикальном нормативном перетолковании. Но совмещения правил чреваты и их неправомерным смешением.

Критический разбор сопряженных и пересекающихся контекстов талиона и золотого правила позволяет переосмыслить эти регулятивные формулы и переоценить их действительное место в современной нормативной культуре.

Различия между правилом талиона и золотым правилом несомненны. Однако выделяемые в литературе различия между ними в действительности относятся к разным уровням – порой не только к правилам, но и к предполагаемым личностным качествам индивидов, включенных в пространство действенности этих правил, а также к характеристике социальных отношений, которые в этих правилах отражаются или которые ими обеспечиваются. В настоящем рассмотрении я сосредоточусь лишь на характеристиках талиона и золотого правила как именно требований, однако взятых в более широких нормативных контекстах. При этом я полагаю, что нет однозначного соответствия между правилом (талионом или золотым правилом) и качествами личности или уровнем нравственного развития личности, которая к нему прибегает, так же, как и характеристиками социума, в котором оно оказывается задействованным.

Принято считать, что золотое правило существует в двух формах – негативной («Не делай другим того, чего себе желаешь») и позитивной («Поступай по отношению к другим так, как ты желал бы, чтобы другие поступали по отношению к тебе»). А.А.Гусейнов, посвятивший в названной работе различию формулировок золотого правила несколько страниц, указывает на Г.Функе как, возможно, единственного иследователя, который не видел различия между негативной и позитивной формулировками золотого правила. Большинство же исследователей (например, Х.Томасиус, Г.Рейнер) не просто фиксируют существование различных формулировок, но и усматривают в этом различии отражение разных сторон нравственности, шире социально-нормативной регуляции поведения. Негативная формулировка ассоциируется с правом, автономией личности, позитивная – с универсальной нравственностью, уважением и почтением к другой личности[5]. Принципиальную с этической точки зрения классификацию предложил В.С.Соловьев. Не прибегая к термину «золотое правило», он рассматривал обе формулировки как отдельные выражения (разные стороны) принципа альтруизма; при этом в отрицательной формулировке он видел правило справедливости, а в положительной – правило милосердия[6]. Зафиксируем эти дистинкции.

Также принято считать, что существенным отличием золотого правила (именно в его позитивной формулировке) от талиона является то, что золотое правило апеллирует к чувству и намерению человека; талион как будто апеллирует к сложившейся ситуации, к действию, совершенному другим. Золотое правило предполагает, таким образом, инициативное действие, т.е. оно определяет, как (и с чем) следует вступать в отношение с другим. Талион же предполагает ответное, или реактивное действие, т.е. он указывает, как следует поступать в отношениях, заданных другими. Если принять точку зрения, что талионом и золотым правилом конституируются различные нормативные системы[7], а исторически так оно и было, то здесь возникает существенный вопрос: как истолковать такую их разноориентиронность? Как так получается, что в одном случае приоритет отдадется реактивному действию, а в другом – инициативному?

Можно допустить, что для нормативно-ценностной системы, основанной на талионе, как исторически ранней, инициативное действие было безразлично. Но как объяснить невнимание к реактивному действию в нормативно-ценностной системе, основанной на золотом правиле, – системе, которая вполне обоснованно квалифицируется как нравственная?

Недоразумения здесь неизбежны. Но они преодолимы при условии изменения рамки рассмотрения. Что касается талиона, его исключительная сориентированность на реактивное действие может указывать либо на то, что мы не обладаем всей полнотой информации об этой системе, либо на то, что это правило не явлется парадигмальным для соответствующей нормативной системы. Само по себе первое предположение маловероятно. Имеется довольно много достоверных описаний нравов и обычаев различных народов на родовой и позднеродовой стадиях развития; этот материал представляется практически исчерпывающим для реконструкции нормативного и нравственного (т.е. относящегося к нравам) контекста талиона. Достаточным может считаться и Пятикнижие, в котором «этика талиона» представлена пусть и не как преобладающая, но тем не менее как существенная для Моисеевой этики.

Второе предположение требует разъяснения. В описаниях талиона и рассуждениях о нем по умолчанию как бы принимается, что талион является всеохватывающим правилом на определенной стадии развития социальной регуляции поведения и нормативного сознания. Талион действительно был приоритетным правилом на ранних стадиях развития позднеродового и раннеисторического общества, поскольку предствлял собой наиболее важный механизм ограничения индивидуального произвола, в частности, обуздания мстительности выходящего из варварства человека. Однако он не мог быть всеохватывающим или даже доминирующим правилом, если допустить, что отношения с чужими не сводились только к отношениям вражды, но включали и торговые, союзнические отношения, отношения гостеприимства и т.д. Судя по Пятикнижию и гомеровскому эпосу, талион был правилом, которое регулировало отношения не только между чужими как представителями различных племен, но и отношения между представителями разных родов. На основании историко-этнографического материала следует уточнить: между представителями конкурирующих родов одной половины внутри экзогамной социальной организации; что в более поздние эпохи сохранилось в отношениях между отдельными, как правило, соседствующими семьями-кланами. Как в отношениях с чужими, так и в отношениях с соседями талион не только был призван восстанавливать равенство, но и оберегать эти позитивные отношения сотрудничества (партнерства), союзничества, гостеприимства и т.д. Особое внимание уделялось ограничению возмездного действия, поскольку именно в чувстве мести как чувстве, обусловленном конкретными обстоятельствми, а именно, преступлением или оскорблением, совершенным конкретным другим, индивид оказывался как бы ничем не ограниченным. Все остальные, так сказать, «позитивные» действия с большей или меньшей строгостью регулировались разнообразными обычаями.

Однако действия по модели talis, т.е. «одинаковости», «ответности», а точнее, соразмерности и взаимности, повелевались не только талионом как правилом возмездия. Стоит взглянуть на возмездие как частный, а именно, карающий случай ответного действия, воздаяния вообще – как рядом, в противоположность возмездию, откроется место для ответного действия на положительное действие.

Таковым является благодарность – требование, также формулирующееся в варварскую эпоху. Не случайно, что в качестве некоторого обобщенного по отношению к талиону правила А.Диле приводит: «Плати добром за добро и обидой за обиду»[8]. Об этой ретроспективе благодарности к принципу равного воздаяния свидетельствуют и неоднократные прояснения (если не сказать, «очищения») благодарности, предпринимавшиеся различными мыслителями, в первую очередь философами. Благодарность – это выраженные в соответствующих действиях чувства одобрения, уважения и любви к другому человеку за оказанное им благодеяние. И как таковое благодарность, конечно, восходит к древнейшим отношениям церемониального обмена дарами: подарок всегда предполагал «отдарок» – возвратный, воздающий дар, а в более общем плане – к отношениям взаимности услуг. Этот обменно-контракторный исток благодарности угадывается, например, в замечании Аристотеля: благодарность заключается в том, чтобы «ответить угодившему услугой за услугу и в свой черед начать угождать ему»[9]. И само греческое слово «carij» (ср. лат. gratio, англ. gratitude, русск. грация-красота), помимо значения благодарности и близкого ему значений «дар», «милость», «прелесть», «красота», имело и значение «угождения», «услуги». Благодарность как особого рода дарение осмысляется постепенно; при этом всегда сохраняется понимание благодарности всего лишь как взаимности – характеризующей функциональные, корыстные отношения. Неудивительны поэтому специальные пояснения, например, Сенеки относительно того, что благодарность представляет собой добровольное дарение, проявление щедрости; что по-настоящему благодарным может быть лишь мудрец, для которого давать – это бoльшая радость, чем для обычного человека получать. И хотя Сенека в рассуждениях о благодарности еще прибегает к пруденциальным, вполне привычным, по всей видимости, для его современного читателя и ожидаемым им, доводам: от поддержания взаимности услуг зависит наша безопасность[10], в непременной благодарности – наше же благо: благо, отдаваемое другому, возвращается затем к нам по закону справедливости[11] и т.д., – главным для него было показать, что благодарность как добродетель прекрасна сама по себе, и «польза» добродетельного деяния в том, что оно совершено. Эти замечания Аристотеля и Сенеки о благодарности с очевидностью указывают на изначальное утилитарное понимание благодарности в отношениях типа: «как – тебе, так и ты». В таком контексте благодарность могла и провоцироваться, по логике: «как я – тебе, так и ты – мне» или «я – тебе, чтобы ты – мне».

В древних текстах талион существует в формулировках, указывающих на необходимость конкретных действий в ответ на конкретные действия (Исх. 21:23-25; Лев. 24:20, Втор. 19:21). Встречающиеся в современной литературе обобщенные формулировки талиона, аналогичные формулировке золотого правила – «Поступай по отношению к окружающим (чужим) так, как они поступают по отношению к тебе и твоим сородичам»[12], – являются результатом философского обобщения и специального нормативного конструирования. Но строго говоря, эта приведенная формулировка включает в себя как талион, так и благодарность, с той разницей, что в талионе ограничивались действия, превышающие меру, необходимую для восстановления формального равенства; а в благодарности ограничению подвергались действия, занижающие меру, необходимую для восстановления формального равенства.

Я прибегнул к данной версии обобщенного выражения талиона, чтобы показать, что в рамках ранних нормативно-ценностных систем талион был правилом, в котором конкретизировался более общий принцип – принцип равного воздаяния, равного ответного действия. Иными словами, талион был типичным, но не парадигмальным правилом нормативно-ценностной системы позднеродовой эпохи; он может восприниматься в качестве парадигмального лишь при возведении к более общему принципу.

Казалось бы, этика равного воздаяния действительно сориентирована лишь на ответные действия (слово «воздаяние» именно на это и указывает). Однако нет ли возможности реконструировать принцип инициативного действия на основе правила равного воздаяния, более того, на основе талиона как такового? Думается, можно. Талион в строгом смысле мог бы быть сформулирован так: «В ответ на совершенное тебе зло отвечай соразмерно». Отсюда можно вывести следующую сентенцию: «Помни, что ответное действие должно быть соразмерным: какое зло ты совершишь людям, таким же и тебе ответят». Стало быть, – и здесь оформляется правило инициативного действия – «Чего не хочешь получить от других [в ответ], того и сам другим не делай», или «Не делай другим того, чего не хочешь, чтобы они делали тебе». Но ведь у нас получилась отрицательная формулировка самого золотого правила !

Характерное в этом плане толкование талиона именно в духе золотого правила давал Иоанн Златоуст. Талион был для него выражением человечности. Но не только: перетолкованный в духе золотого правила, а точнее, заповеди любви, талион представлялся им как именно принцип инициативного действия: «Древний закон (талион) есть величайший закон человеколюбия Божия. Не для того он поставил такой закон, чтобы мы исторгали глаза друг у друга, но чтобы не причиняли зла другим, опасаясь потерпеть то же самое и от них. Он хотел только внушить страх. тем, что дерзки, что готовы выколоть глаза у других, определил наказание с той целью, чтобы по крайней мере, страх препятствовал им отнимать зрение у ближних, если они по доброй воле не захотят удержаться от своей жестокости»[13].

Итак, оказывается, что талион, переосмысленный в духе инициативного действия, трансформируется в негативную формулу золотого правила. Но если мы возьмем другую составляющую правила воздаяния, например, в версии, предложенной Диле: «Плати добром за добро и обидой за обиду», а именно, требование благодарности, то его трансформация в правило инициативного действия также приведет в золотому правилу. Но в отличие от талиона, который ограничивает карающие действия, превышающие действия преступные, правило благодарности, побуждая к ответным действиям на совершенное добро, предупреждает от занижения меры воздаяния. Так что возможный «силлогизм» здесь будет следующего вида. Из правила благодарности вытекает такая сентенция (очевидно, скорее, пруденциально-эгоистическая, чем нравственная): «Помни, что люди в ответ на твое доброе дело, могут ответить тебе добром». Стало быть, – и здесь оформляется другая формула инициативного действия – «Желая добра от людей, делай им добро», или «Делай другим то, что ты хочешь, чтобы они делали тебе». Перед нами, как и можно было ожидать, – позитивная формулировка золотого правила, правда, в слабой (неуниверсальной) версии.

Конечно, исторически переход от нормирования реактивных действий к нормированию инициативных действий потребовал и времени и духовных усилий. Но этот переход мы можем отследить с достаточной мерой приближения – на материале других книг Ветхого Завета. Книга Притчей Соломоновых представляет нам этику, которую никак нельзя назвать этикой талиона. В отношении к талиону Соломон занимал позицию очень близкую той, которую спустя тысячелетие (!) будет проповедовать Иисус. Это – этика, отвергающая непременную необходимость безусловно равного возмездия: «Не говори: «как он поступил со мною, так и я поступлю с ним, воздам человеку по делам его»” (Пр. 24:29). Талион запрещается и ему непосредственно как будто ничего не противопоставляется. Но не только из духа Соломоновых наставлений проясняется, как поступать: в частности, милосердно, праведно. На основе разрозненных наставлений можно сделать определенный вывод о том, что Соломонова этика уже уделяет внимание инициативному действию – оно безусловно предпочтительно: «Праведник указывает ближнему своему путь. » (Пр. 12:26). Безусловность задается сопряженностью с идеалом: инициативное действие является совершенным, ведь оно – удел праведника. Но и обычным людям следует помнить: «Благотворительная душа будет насыщена; и кто напояет других, тот и сам напоен будет» (Пр. 11:25). И здесь мы имеем версию того, что выше было предложено в качестве сентенции («среднего термина») в «силлогизме благодарности». Следует подчеркнуть, что именно версию, поскольку «сам напоен будет» можно проинтерпретировать как иносказание благодарности, но скорее всего Соломоном предполагалась награда за благотворительность, исходящая от Господа. И в этом предположении в значительной степени снимается пруденциально-эгоистическая подоплека благого действия, совершенного с ожиданием ответного благодеяния. Еще не прозвучали слова о том, что добродетель сама себе есть награда. Но в предположении того, что награда за доброе действие может придти и не от ближнего, а от Господа, а значит не непосредственно и не в материальной форме – можно проследить постепенное приближение к этим словам.

Переход от талиона к золотому правилу отражен и в образчиках народной мудрости (неважно, насколько оригинальными они являются). Таковы, к примеру, поговорки «Как аукнется, так и откликнется» или «Не рой другому яму, сам в нее попадешь». С нормативной точки зрения, они только имеют тенденцию к золотому правилу в его негативной формулировке; логика же выстраивания этих поговорок в принципе аналогична талионовой: «Как ты будешь поступать, так и с тобой поступят» или «Что ты будешь делать, то и с тобой случится». Причем в последнем, как и в поговорке «Не рой другому яму, сам в нее попадешь», в качестве источника ответного действия может предполагаться (как и в наставлении Соломона) как некто из ближних, так и судьба, космическая справедливость или сам Господь. Но в любом случае рекомендация не совершать дурного подкрепляется благоразумным предупреждением о возможности ответного действия.

Возможна ли процедура инверсии с золотым правилом, аналогичная той, что проделана с талионом, принимая во внимание, что золотое правило регулирует инициативные действия и как будто ничего не говорит о реактивных действиях.

Уже имея опыт трансформации талиона в золотое правило, мы можем для начала попытаться проделать обратный ход и посмотреть, возможен ли непосредственный переход от золотого правила (обращающего к инициативному действию) к талиону (как правилу реактивного действия). Оказывается, что возвратных ходов несколько, и однозначного возвращения к талиону не получается. Формула талиона может быть получена лишь при выборе одного из возможных путей преобразования.

Это связано с тем, что в формуле золотого правила есть существенный момент, напрочь отсутствующий в формуле талиона. Взятое само по себе, золотое правило допускает различные индивидуальные цели деяния, что и задается словами: «как ты (не) желаешь». Золотое правило реактивного действия могло бы звучать следующим образом: «Отвечай на чужие действия так, как бы ты желал, чтобы отвечали на твои действия». Ответные действия могут совершаться из мести, из чувства справедливости, по великодушию (снисхождению). Здравый смысл или еще чувство самосхранения может подсказывать, чтобы мы не желали, чтобы нам мстили. Исходя из беспристрастного чувства правды или определенных убеждений, мы хотим справедливости; так особую философию, по которой получение справедливого наказания есть условие спасения, развивает в платоновском «Горгии» Сократ. Наконец, мы можем желать, а скорее, надеяться, на прощение.

Только в первом варианте мы возвращаемся к талиону в специфической (не обсуждающейся обычно) негативной формулировке: «Отвечая на зло, совершенное в отношении тебя, не превышай зла, причиненного тебе». В последнем варианте мы обращаемся к предполагаемой заповедью любви заповеди прощения. Во втором же варианте обращение к справедливости может предполагать талион; но при развитых системах права мы в своих ожиданиях справедливости можем уповать и на право, позитивное право, а не на талион как правило соразмерного воздаяния. Таким образом, именно потому, что в золотом правиле ключевыми являются слова «как бы ты желал», от него нельзя однозначно перейти к талиону.

Сопоставление талиона и золотого правила оказывается неполным при упущении еще одной фундаментальной для морали нормативной формулы – заповеди любви[16]. Каково значение заповеди любви в соотнесении с талионом и золотым правилом? Имеется несколько подходов к решению вопроса о статусе заповеди любви.

Довольно распространенной является точка зрения, согласно которой заповедь любви является частным выражением или иным названием золотого правила. Так, Иисус правилу талиона противопоставляет заповедь любви (Мф. 5:38–39, 44); а в западных изданиях Евангелия от Матфея столбец с текстом, посвященном заповеди любви (Мф. 22:39), помечается колонтитулом: «Золотое правило». Так же Августин называет золотое правило законом, от природы запечатленном в сердце человека, и так же характеризуется заповедь любви[17].

Согласно еще одной точке зрения, заповедь любви является высшим нравственным требованием, формирующимся на основе золотого правила, но отчасти и преодолевающим его, аналогично тому, как золотое правило формулируется на основе талиона и исторически преодолевает его. Эта точка зрения предполагается той линией в истории морально-философских идей (концептуализировавшихся различным образом), которая представляет справедливость и милосердие в качестве двух фундаментальных добродетелей, или начал нравственности (Т.Гоббс, А.Шопенгауэр, П.Д.Юркевич, П.А.Кропоткин, М.Шелер, П.Рикёр)[18].

Во всех этих подходах с золотым правилом соотносится христианская, а не ветхозаветная заповедь любви. Особенность христианской заповеди любви заключается в том, что она носит комплексный характер, в ней объединены две, данные в Пятикнижии заповеди, а именно – заповедь любви к Богу (Втор. 6:5) и заповедь любви к ближнему.

Надо сказать, что заповедь любви к ближним дана в Книге Левита в двух контекстах, причем столь различных, что можно говорить о двух версиях заповеди. В одной заповедуется доброжелательность к ближним как соплеменникам, и она однозначно противопоствляется правилу талиона: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18). В другой заповедуется благоволение к чужакам: «Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его. Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской» (Лев. 19:33–34). Речь здесь еще не идет о любви к врагам, – но о любви к несоплеменникам, чужакам, становящимся соседями или домочадцами. Обратим при этом внимание на то, что наставления любить ближнего и чужака даны в одной главе Книги Левита и в этой же главе упоминается правило равного воздаяния (Лев. 19:21).

Итак, судя по источникам, заповедь любви как заповедь любви к ближнему не так древня как талион (она противопоставляется талиону), но она древнее золотого правила. Когда я говорил выше, что ветхозаветная этика не исчерпывается этикой талиона, я имел, в частности, в виду, что она содержит в себе и этику любви. Правда, это – этика любви как любви к ближнему в ветхозаветном смысле этого слова: ближний – это товарищ (re’eha, соратник), сосед, новобращенный. Заповедь любви еще никак не акцентирована в Ветхом завете; она дана в ряду разнообразных других, житейски-пруденциальных, обычно-правовых, хозяйственных, ритуальных наставлений и рекомендаций. Только ретроспективно, в свете позднейших этических новаций, мы обращаем особое внимание на наличие заповеди любви в Ветхом завете.

Этот потенциально особый характер заповеди любви проявляется и в золотом правиле. Принято считать, и выше я это показал нормативно-логически, что золотое правило взрастает на основе талиона и в порядке трансформирования и обобщения (от возмездия – к воздаянию) талиона. Но одновременно можно сказать, что в своей позитивной формулировке золотое правило представляет собой обобщение и заповеди любви к ближнему. Динамика от «Люби ближнего, как самого себя» к золотому правилу в его позитивной формулировке опосредствована такими императивами, как: «Относись к другому, как к самому себе», «Относись у другому так, чтобы он любил тебя».

Таким образом, ветхазаветная этика содержит талион как правило ответного действия на злые действия чужих и заповедь любви как правило инициативного действия по отношению к своим. Такое положение было присуще не только ветхозаветной этике. Такой была и античная классическая этика вплоть до стоиков. Так, у Ксенофонта Сократ почти произносит золотое правило (при том, что в античной философии, в отличие от ранней предфилософской моралистики, золотое правило не артикулируется вплоть до поздних стоиков): желая чего-то от другого, надо самому первому делать это другому – «считается достойным величайшей похвалы тот, кто первым» делает друзьям добро[19]. Но это наставление предлагается в качестве правила отношений с друзьями; при этом, по Сократу, так же похвально врагам первым делать зло. Сократовский принцип благоволения к друзьям сродни ветхозаветной заповеди любви к ближним как близким.

При том, что и талион, и заповедь любви к ближнему обобщаются в золотом правиле, отношения внутри этой тройки императивов не сбалансированны: обобщая талион, золотое правило противостоит ему, и, напротив, обобщая заповедь любви, золотое правило закрепляет ее. Более того, в оппозиции талиону золотое правило и заповедь любви к ближнему сливаются. Конечно, оппозиция талиону золотого правила отличается от оппозиции заповеди любви, причем существенно. Настолько существенно, что в свете последовательно развитой этики любви золотое правило по некоторым своим характеристикам начинает сливаться с талионом: и талион, и золотое правило предполагают взаимность, и талион, и золотое правило предполагают равенство. Но ни взаимность, ни равенство не непременны для заповеди любви. Что обнаруживается в принципиальной сопряженности заповеди любви к ближнему с заповедью любви к Богу – сопряженности, которая устанавливается только в христианской этике.

В обобщенности золотого правила заложена возможность его универсальности[20]. Как талион, так и заповедь любви к ближнему указывают конкретно на то, что следует делать. Но обобщенность золотого правила таит в себе возможность такого истолкования, при котором оно может быть приемлемым и для злодея (например, для садиста или тирана). Равенство и взаимность – необходимые, но не достаточные характеристики моральности действий. Для того, чтобы стать основой морального действия золотое правило должно быть содержательно домыслено – из «как ты желаешь» должна быть исключена возможность субъективного произвола. В этике Канта это гарантируется переходом от первого практического принципа категорического императива ко второму. По-своему эту этическую работу проделывает и Спиноза. Так, теорема 37 части IV в принципе построена аналогично золотому правилу, но имеет существенный дополнительный нюанс. «Желай другому того, к чему сам стремишься», – этот вариант золотого правила обогащен Спинозой следующим образом: «Всякий, следующий добродетели, желает другим того же блага, к которому сам стремится, и тем больше, чем большего познания Бога достиг он» [21]. Из теоремы 24 мы знаем, что «следующий добродетели» – это тот, кто руководствуется разумом, тот, для кого благом является познание. Нельзя признать, что спинозовские доработки золотого правила во всем корректны; иногда они чреваты диспозициями, не гарантирующими от патернализма в отношениях между людьми. Но главное, что «как бы ты желал» золотого правила уточняется Спинозой в направлении «как бы ты разумно желал»[22], к тому же – в духе рационалистически переиначенной заповеди любви к Богу: как бы ты разумно желал, все более продвигаясь в постижении Бога.

Золотое правило обобщает ветхозаветную заповедь любви к ближнему. Но в нормативно-этическом плане само золотое правило снимается в новозаветной заповеди любви. Заповедь любви к ближнему отличает от золотого правила лишь содержательная определенность: не просто относись к другому, как к самому себе, но люби его. При этом «как самого себя» в заповеди любви, так же, как «как ты желаешь» в золотом правиле, может получать субъективисткую интерпретацию и практически выражать индивидуальную ограниченность тех, кто мерит по «самим себе». Но в христианской заповеди любовь к ближнему соотнесена с любовью к Богу. Любовь к Богу как к совершенству – это ключ любви к человеку. И хотя сказано «Возлюби ближнего как самого себя», в Новом завете в качестве прообраза любви к ближнему указывается не себялюбие, а именно милосердие Бога. Тем самым заповеди любви к ближнему задается возвышающий ее перфекционистский контекст, в принципе исключающий какие-либо патерналистские или гедонистические ее интерпретации.

При всех тех снятиях, обобщениях и возвышениях, которые прослеживаются в движении от талиона к золотому правилу и новозаветной заповеди любви, было бы неверно оставлять талион за рамками морали. На это важно обратить внимание, поскольку при том, что историческая роль талиона ни у кого не вызывает сомнения, его значение как реального регулятора человеческих взаимоотношений в рамках современной морали как правило игнорируется.

Эта особенность философского понимания морали была изначально присуща моралистике и философской этике. Ее можно проследить уже у Аристотеля, хотя он не проводил еще жесткой грани между, говоря современным языком, моральным и внеморальным. В средневековой христианской этике это различение нарастает. И наоборот, в этике Возрождения совершается радикальный в сравнении с теологической этикой поворот к «живому индивиду», ищущему, преодолевающему и обретающему себя. То, что позднему, посткантовскому философскому уму может казаться в моральной философии Просвещения выражением неспецифического понимания морали или даже этической наивности, было естественным проявлением более менее целостного восприятия человека. В современных учебниках по этике известная шиллеровская эпиграмма по поводу кантовского категорического императива приводится как пример недоразумений, вызванных этической теорией Канта. Проблема же заключается в том, готова ли моральная философия, совершив существенную дизъюнкцию «морального» и «внеморального», ограничиться осознанием ее только как методологического принципа, пусть и основополагающего, и не опираться на нее как на объяснительную теоретическую схему. В качестве последней она оставляет исследователя внутри «чистой» и в этом смысле «неживой» морали, отворачичвает его от перипетий нравственной жизни реального человека. Этим вызван критицизм, например, А.Швейцера в отношение этики совершенства, – хотя, понятно, без перфекционистской компоненты никакая сильная этика невозможна. «Упоение» золотым правилом и скептицизм к талиону как раз и происходят из жизне- и мироотрицающего (говоря словами Швейцера) перфекционизма.

Другим возможным теоретически-концептуальным фактором игнорирования роли талиона для современной морали является одномерное восприятие морали в контексте этики совершенства и личного выбора. Проблематика социальной этики, для которой человек выступает главным образом как носитель прав и обязанностей, как субъект поступков и объект воздаяний (наград и наказаний), как участник контракторных, корпоративных, коммунитарных и т.п. отношений, – вытесняется из моральной философии в другие области знания: теорию права, социальную теорию, исследования человека (humanstudies), включая прикладные психологические разработки. Между тем, в социальной этике и сама мораль, и соотнесенный с нею человек предстают иначе, чем в этике индивидуального выбора и личного совершенства. Это различие двух уровней реальной морали по-своему отражается в выделенной выше паре добродетелей: «справедливость» – «милосердие».

Если принять во внимание преимущественный теоретический интерес Дробницкого к функциональным особенностям морали, его акцент на безусловно-долженствовательной характеристике предшествующих золотому правилу императивов понятен. И, разделяя его взгляд на мораль как сферу безусловного (абсолютного) и универсального долженствования, можно сказать, что, по этому критерию, нравственность действительно оформляется раньше собственно золотого правила. В частности, талион является императивом, как универсальный (всеобщий), так и универсализуемый характер которого очевиден. Строго говоря, ситуативность, которая атрибутируется талиону, является характеристикой не талиона как императива, а тех конкретных поступков, которые совершаются в ответ на конкретные действия, – но по общему принципу, задаваемому талионом[25]. С формально-функциональной точки зрения, талион – несомненно нравственное правило, хотя бы в той ограниченной мере, в какой он, во-первых, надситуативен, универсален и, во-вторых, апеллирует к самому действующему индивиду (пусть и как к члену некоего более широкого сообщества).

Но этическая реабилитация талиона не ограничивается установлением его соответствия формально-функциональным характеристикам морали. Более того, это соответствие не существенно за рамками строгого формально-функционального подхода к морали.

Собственно реабилитация должна состоять в установлении действительного места талиона в пространстве нравственности. Принимая во внимание двумерный характер морали, ее разделенность на этику справедливости и этику милосердия, а также традиционную ассоциацию золотого правила с этикой справедливости и заповеди любви с этикой милосердия, – талион следует отнести именно к этике справедливости. И здесь он выступает одновременно противовесом золотого правила и гарантом его действенности.

У золотого правила, как мы видели, нет однозначного коррелята в форме правила реактивного действия. В этике милосердия такой коррелят заповеди любви есть. Таковы, в частности, заповеди непротивления и прощения. Обе заповеди противоречат этике справедливости. Принцип справедливости требует, чтобы несправедливость была наказана. В цивилизованном и правосообразно организованном обществе эта функция наказания несправедливости в той мере, в какой несправедливость принимает общественно опасные формы, осуществляется правом. Однако даже в самом развитом в правовом отношении обществе совершается масса проступков, не подпадающих под юрисдикцию права. Право не всевластно. Есть формы несправедливости, противодействие которым является нравственной обязанностью личности как агента морали. Но нравственной обязанностью является и противодействие таким формам зла, которые подпадают под статьи уголовного права, но в своих конкретных проявлениях не поддаются в силу разных причин правовой, в частности, уголовной идентификации.

Золотое правило дает принцип инициативного действия. Но оно ни перекрывает, ни отменяет талион как принцип реактивного действия. Реабилитация талиона предоставляет человеку нравственно легитимные средства противодействия «глухому», бесчувственному злу – в духе вышеприведенного комментария Иоанна Златоуста. При столкновении с активным и неугомонным злом заповедь любви, золотое правило, требования непротивления силой, прощения, невреждения порой ничего не могут предложить. Может быть, есть смысл в непротивлении силой злу в случае, когда всего лишь я сам являюсь объектом неправоты и злодеяния (хотя терпеть несправедливость и зло в отношении себя не есть ли самое настоящее потворствование несправедливости и злу?). Но допустимо ли терпеливое (и значит, снисходительное) отношение к несправедливости, творимой в отношении моего ребенка, моих родителей, любимого и близкого мне человека? А если нет, то каким здесь может быть ответ на несправедливость? При условии непризнания талиона человек морали оказывается морально бессильным перед лицом зла.

Талион это исторически первая форма справедливости. Но это и определенная форма справедливости – репрессивной справедливости по отношению к тем, кто не желает принять и разделить предлагаемые золотым правилом равенство и взаимность (взаиморасположенность) или предлагаемые заповедью любви великодушие, щедрость, открытость. Талион зарезервирован для общения с теми, кто как бы полагает, что «мораль – это бессилие в действии», что «мораль – это ухищрение слабых». И опыт повседневного, в особенности, неперсонализированного, общения показывает, что для противодействия хамству, злобности и агрессивности порой достаточно лишь демонстрации готовности говорить на жестком языке силы. Талион – последняя возможность сохранения человечности в неприспособленных для человечности обстоятельствах подобных тем, что передаются нормативной моделью «войны всех против всех», не важно, понимается ли эта модель как метафора или дескриптивно достоверная концепция. Талион в полной мере актуален, когда угроза решительного отпора является единственным условием ограничения и подавления потенциального злодея.

Конечно, реабилитация талиона происходит под сенью золотого правила и заповеди любви, в соотнесении с ними. Это не исторически изначальный талион безусловно равного воздаяния: смерть за смерть, насилие за насилие. Если говорить о нормативных приоритетах и иерархии, любое реактивное действие должно сначала полагаться на этику любви, затем этику прав и обязанностей в ее либеральной версии (опосредствованной эффективно функционирующим общественным законодательством). И когда эти ответы оказываются недейственными, должно решительно переходить к этике кары – кары, адекватной проступку. Случаются ситуации, когда к этике кары приходится переходить немедленно, как это показал в «Трех разговорах» В.С.Соловьев.

Другой вопрос, что такое изменение отношения к талиону и его этическому статусу требует разработки дополнительной этики, аналогичной той, что была развита И.А.Ильиным, утверждавшим в полемике с Л.Н.Толстым, что требование противостояния злу этически приоритетнее требования ненасилия. Реабилитация талиона требует разработки и особой прагматики нравственного действия, а именно прагматики справедливости, один из развитых прецедентов которой – по отношению к прагматике социального действия – можно найти во второй части «Теории справедливости» Дж.Ролза. Но это – именно аналогии и прецеденты. Их проблемная и предметная локализация нам еще только предстоит.

[1] Лафарг П. Экономический детерминизм Карла Маркса. М.: Московский рабочий, 1923. С. 109–123. Лафарг специально подчеркивал: «Талион есть только осуществление равенства в оскорблении, – искупление, по объему равное обиде; только ущерб с точностью равный повреждению» (С. 116).

[2] Эта точка зрения высказывалась, например, A.Dihle (Dihle A. Die goldene Regel: eine Einfuhrung in die Geschichte der antiken und fruhchristlichen Vulgarethik. Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1962); она была воспринята, например, А.А.Гусейновым (Гусейнов А.А. Социальная природа нравственности. М.: МГУ, 1974. С. 65, 81–85) и П.Рикёром (Ricoeur P. The Golden Rule: Exegetical and Theological Perplexities // New Testament Studies, 1990, Vol. 36. P. 393–394).

[3] Заслуживает внимания тот факт, что у П.Лафарга не возникает потребности по рассмотрении талиона перейти к золотому правилу; гораздо более актуальным в контексте анализа генезиса идеи справедливости было для него показать роль частной собственности как существенного фактора в механизме сохранения социальной справедливости.

[4] В сборнике: Этика: новые старые проблемы. К 60-летию А.А.Гусейнова. М.: Гардарики, 1999. С. 9–29.

[5] Гусейнов А.А. Указ. изд. С. 78–80.

[6] Соловьев В.С. Оправдание добра // Соловьев В.С. Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1988. С. 168.

[7] Следовало бы сказать резче: различные моральные системы, – имея в виду не только различие их императивно-ценностных составов, но и различие в принципах принятия решений и в правилах выбора (ср. Шелер М. Ресентимент в структуре моралей. М.: Наука; Университетская книга, 1999. С. 65–67) или различие в «способах подчинения правилам» и «формах субъективации» моральных требований (ср. Фуко М. Использование удовольствий. Введение // Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. М.: Касталь, 1996. С. 293–296.).

[8] DihleA. Op. cit. S. 82 (Цит. по Гусейнов А.А. Указ. изд. С. 80).

[9] Аристотель. Никомахова этика, 1133а 4 // Аристотель. Соч. в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1984. С. 155.

[10] Сенека. О благодеянии. IV, 18 // Римские стоики. Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М.: Республика, 1995. С. 87.

[11] Сенека. Нравственные письма к Луцилию, LXXX, 19. М.: Наука, 1977.

[12] Гусейнов А.А. Указ. изд. С. 65.

[13] Иоанн Златоуст. Толкование Евангелия Святого Матфея Евангелиста. М.: Паломник, 1994. С. 178.

[14] Так, А.Диле рассматривает золотое правило как высшее выражение талиона (См. Гусейнов А.А. Указ. изд. С. 80); П.Рикёр вслед за Диле усматривает в золотом правиле утонченное выражение закона возмездия (Ricoeur P. Op. cit. P. 395).

[15] Этика: новые старые проблемы. С. 16.

[16] Содержательный анализ заповеди любви проведен мною в статье «Заповедь любви» (Человек, 1994, № 1–3), вошедшую затем с некоторыми изменениями в качестве главы в книгу «Идея морали и базовые нормативно-этические программы» (М.: ИФРАН, 1995).

[17] См. Гусейнов А.А. Указ. изд. С. 71.

[18] Эту точку зрения разделял и я в книге «Идея морали» (С. 28–31), там же представлен очерк упомянутой тенденции в истории этических идей (С. 294–299).

[19] Ксенофонт. Воспоминания о Сократе // Ксенофонт. Сократические сочинения. СПб.: Комплект, 1993. С. 88.

[20] Анализ золотого правила в свете принципа универсальности требует специального исследования. Возможные подходы к этому вопросу и эскиз возможного исследования содержится в заключительной части моей статьи «Золотое правило».

[21] Спиноза Б. Этика // Спиноза Б. Избр. произв.: В 2-х т. Т. I. М.: Госполитиздат, 1957. С . 550.

[23] См. Scholem G. The 613 Commandments // Encyclopedia Judaica / Ed.: C.Roth, G.Wigoder. Vol. 5. Jerusalem: Reter Publishing House, 1996. P. 760-791.

[24] См. Дробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М.: Наука, 1974. С. 367.

[25] Об универсальности и универсализуемости моральных принципов см. Hare R. Universalizability // Hare R. Essays on the Moral Concepts. London: Macmilan; University of California Press, 1972; Дробницкий О.Г.. Понятие морали. С. 299–329; Гусейнов А.А., Апресян Р.Г. Этика. М.: Гардарики, 1999. С. 255–257.

Источник: https://iphras.ru/uplfile/ethics/biblio/Apressyan/Talion_zol_prav.html

«Закон талиона» и «золотое правило нравственности»

Специалисты в области этики полагают, что изначально одной из наиболее общих норм, которой руководствовались наши далекие предки, был талион («закон талиона»), или закон возмездия (воздаяния), в основу которого был положен принцип воздающей справедливости. Талион носил универсальный характер, поскольку имел место среди всех человеческих сообществ на родовой стадии их развития. Самое популярное его выражение приведено в Библии: «. кто убьет какого-либо человека, тот предан будет смерти, кто убьет скотину, должен заплатить за нее, скотину за скотину, кто сделает повреждение на теле ближнего своего, тому должно сделать то же, что он сделал: перелом за перелом, око за око, зуб за зуб; как он сделал повреждение на теле человека, так и ему должно сделать» [1] .

В качестве пережитка морального сознания талион дошел и до наших дней, формулируясь более легитимным способом: «ты — мне, я — тебе». Поэтому неудивительно, что современный человек также порой оказывает помощь, обосновывая свои действия необходимостью «отдать моральный долг», т.е. оказать помощь не потому, что человек в ней нуждается, а за то, что сам когда-то помощь получил. Вариантом современного применения талиона являются действия, совершаемые в надежде на последующее адекватное вознаграждение. Например, человек может оказать помощь нуждающемуся только потому, что предвидит свои будущие потребности в аналогичной помощи и оказывает помощь как бы «в долг», т.е. в расчете на последующее воздаяние.

Со временем в талионе появились исключения, касающиеся причиненного ущерба. Например, если ущерб (сколь тяжел он ни был бы) причинен непреднамеренно, то возможно снисхождение и даже прощение в отношении индивида, причинившего ущерб. В изменившихся условиях бытия, в период перехода от родового строя к общинному, возросшая хозяйственная, социальная и др. мобильность человека требовала более гибкого подхода к решению вопроса о справедливом воздаянии и одновременно заставляла задумываться о последствиях своих действий. В этот период естественным образом начался переход от «закона талиона» к «золотому правилу нравственности».

«Золотое правило нравственности» требует от человека совершать только те поступки, которые он хотел бы получить в отношении себя и избегать тех поступков, которые в отношении себя он не хотел бы видеть совершенными. Поэтому оно существует как в негативной (более ранней), выражающей запрет, формулировке (чего себе не пожелаешь, того не делай и другим), так и в позитивной (более поздней), требующей осознанной личной инициативы (поступай так, как хочешь, чтобы люди поступали с тобой).

В соответствии с этим правилом нельзя бросать человека в беде, так как не хочешь сам оказаться в трудной жизненной ситуации без помощи и поддержки. Участие необходимо проявить, поскольку сам хотел бы получить поддержку от людей, если возникнут проблемы, с которыми самостоятельно справиться нет возможности. Одновременно это правило требует не наносить человеку ущерба, не причинять боли, если не хочешь не только сам испытать подобное, но и, тем более, чтобы это стало нормой бытия.

Можно видеть, что «золотое правило нравственности», в отличие от закона талиона, не имеет в виду эквивалентную «отдачу нравственного долга» за ранее полученную помощь или «одалживание помощи» в расчете на последующий адекватный «возврат долга». Оно ничего не говорит о мере поступков; о соответствии свидетельствует лишь в предельно общем виде, конкретизируясь лишь в ситуации выбора. Если в «законе талиона» имеет место деление людей на своих и чужих, то в «золотом правиле нравственности» этого уже нет: все люди — другие, но не чужие.

В этот период, который продолжался приблизительно до VI—VII вв. н.э., появляются и развиваются первые, пока еще наивные, попытки осмысления на уровне обыденного сознания феноменов помощи и взаимопомощи, добра и зла, коллективизма и альтруизма, отраженные в фольклоре. Этот период существования человека также показывает высокую ценность коллективизма, более осознанного, нежели в предыдущий период, но, тем не менее, продиктованного во многом по-прежнему необходимостью выживания и совместного решения общих вопросов и проблем. Этот подход в осмыслении этической компоненты помощи и взаимопомощи может быть охарактеризован как традиционно-прагматический, поскольку в нем отражены как прагматизм в оказании помощи нуждающимся в связи с заботой о целостности и сплоченности рода, так и почитание традиций, составлявших социально-культурное наследие предшествующих поколений людей и их предков.

Традиционно-прагматический подход к определению норм помощи, ценностей человека и общества практиковался в обыденной жизнедеятельности человека и общества сравнительно долго, придя на смену преобладавшему ранее инстинктивно-практицистскому. Это, однако, не означает, что инстинктивно-практицистский подход полностью был вытеснен из обихода традиционно-прагматическим, требующим от человека хотя бы простейших размышлений о том, что и с какой целью предстоит совершить; он лишь перешел на задний план. В экстремальных ситуациях, когда не было времени размышлять о полезности предстоящих действий, возможном результате или руководствоваться обычаями и традициями, инстинктивно-практицистский подход по-прежнему был актуален, обусловливая спонтанные действия человека, его альтруистическое и даже жертвенное поведение, если от этого зависело благополучие общины. В целом и в современной жизни индивид порой принимает решения, опираясь на свои представления о традициях и обычаях или вовсе действует инстинктивно, a posteriori давая своим поступкам этическое объяснение и оценку.

Источник: https://studme.org/253932/sotsiologiya/zakon_taliona_zolotoe_pravilo_nravstvennosti

ГОСЫ этика — вопрос 2

2. Природа морали: происхождение, сущность и специфика, основные функции.

происхождение Происхождение морали: от Талиона к «золотому правилу» нравственности. Мораль — вид социальной регуляции. Выполняет особую функцию равновесия в обществе. Кроме обычаев, нравов, права. Субъекты регуляции — индивид (мораль определяет совесть), сообщество (общественное мнение), общество или государство (институциональность). Мораль — система норм, принципов, ценностей, которыми руководствуются люди в своем реальном поведении. Моральная регуляция носит оценочно — императивный характер. Это означает, что существуют 2 крайние позиции (противопоставление по принципу бинарности: хорошо-плохо). Императивный характер: мораль предполагает образцы ,которые регламентируют поведение человека. Основные теории возникновения морали (по типологии этических учений): 1. космологическая — появление морали связывает со вселенским законом, более того сам мировой закон в своей основе этичен: русский космизм, живая этика Рериха, индуизм, буддизм, дзен-буддизм 2. натурологическая — источник морали — природа человека. 3. эволюционная — источник- биосоциальный характер развития человека. Мораль — развитие инстинкта стадных животных (по Ч.Дарвину). происхождение морали- естественный процесс. 4. социально-договорная концепция : мораль возникла в результате социальных отношений, является результатом договоренности, это есть право, норма. Она- инструмент согласования различных людей (Бентам, Милль, Дюркгейм). 5. религиозная: источник морали есть Бог, абсолют, причем вся сфера происхождения морали выносится за пределы человеческих отношений. Историческое происхождение морали: по данным психологии, этнологии, этнорафии момент происхождения морали в эпоху матриахата. Сначала существовал талион. Талион — так называемы вид социальной регуляции, в котором объединены право и мораль (в эпоху синкретизма культуры), кровно-родственная община: регуляция табу, обычаи, традиции. Мораль и обычаи: 1. обычай распределяется только на членов своей общины (других можно граить и убивать, своих нет) 2. обычай всегда детально регламентирует поведение и требует воплощения конкретном действии. Талион еще и обычай кровной мести. Он регулировал отношения между общинами. При переходе от первобытного стада к родовому объединению и необходимости экзогамии необходимо было ограничить вражду между своими и чужими. Философия «Талиона»= жизнь за жизнь = поступай по отношению к чужим так, как они поступают по отношению к сородичам. Талион закрепил такие принципы, как «воздающий справедливость», «око за око». Талион был сугубо коллективной формой (местная община). Особенности талиона как регулятивного механизма: 1. образец действия задается внешним образом: действие носит ответный характер 2. он регулировал отношения между кровными коллективами 3. исходит из четких разграничений на своих-чужих. Талион никогда не применялся при разрешении конфликтов внутренних. . талион — предшественник нравов, моральной регуляции, основывался на принципе «воздающий справедивость», тем самым ограничивался принципом кровной мести. На смену талиону приходит ЗПН, что связано с процессом роста городов, новых способов организации труда: от коллективной к индивидуальной ответственности. Возникает интерес к другим. «Поступай по отношению к другим так, как ты бы хотел, чтобы поступали с тобой» — первое упоминание 5-1 до н.э. переосмысление основы приводит к реализации индивидуальной ответственности. Первоначально он рассматривалось как житейская мудрость, как пословица. Ода из его формулировок у Августина — «возлюби ближнего своего», возводится в моральное правило. Особенности ЗПН как регулятора: 1. преодоление безличной коллективной ответственности рода, каждый считается человеком. 2. Отвергается разделение на свои-чужие, новое понимание чужого как такого же человека 3. отвергается принцип «воздающей ответственности», появляется представление о всеобщем равенстве. Вывод: ЗПН — сугубо моральный регулятор, а талион еще и нравов.

Апресян: Право талиона людям иуде-христианского мира известно из Торы, или Пятикнижия. В наиболее развернутом виде оно содержится в Книге Исхода (21:13-37), и его ключевая формула такова: «душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх. 21:24-26). Аналогичные указания есть и в Коране: «Предписано вам возмездие за убитых: свободный — за свободного, раб — за раба, женщина — за женщину» (Коран 2:178) [2].

В позднейшей моральной философии анализ талиона проводится с учетом рафинированно-обобщенной его формулировки, четко, хотя и обобщенно выражающей заключенный в талионе принцип обращаемого равенства. Такую формулировку приводит А.А.Гусейнов: «Поступай по отношению к окружающим (чужим) так, как они поступают по отношению к тебе и твоим сородичам»[3]. Относительно ее следует отметить, что, точно отражая обращаемое равенство, она не фиксирует другую важную особенность талиона, а именно ту, что предметом его вменения являются действия, совершаемые в ответ на нанесенный ущерб. Это правило ýже принципа равного воздаяния как такового, если под последним понимать принцип ответного действия как на причиненный вред (что регламентируется талионом), так и на совершенное благо (что регулируется правилом благодарности). Принимая во внимание эту оговорку, обобщенная формула талиона может быть уточнена: «В ответ на нанесенный ущерб…» и далее по приведенной формулировке.

С точки зрения особенностей регулятивного механизма, А.А.Гусейнов следующим образом характеризует талион. Во-первых, масштаб действия, регулируемого талионом, лежит вне действующего лица, задается извне; ответное возмездное действие должно быть равным совершенной несправедливости. Во-вторых, ценностным основанием действия, совершаемого на основе талиона является формальная эквивалентность воздаяния; логикой (и психологией) талиона не предполагается деление поступков на хорошие и плохие, а также на такие, ответственность за которые лежит на индивиде, и такие, за которые отвечает сообщество. В-третьих, в возмездии, вершимом по мерке талиона, во внимание принимается лишь происшедшее деяние, — намерения и конкретные обстоятельства (возможно, не зависящие от деятеля) во внимание не принимаются[4]. Такова характеристика наиболее архаичной версии талиона.

Со временем талион в своем реальном функционировании претерпевает изменения, и вектор этих изменений направлен в сторону все большего смягчения санкций талиона. После Пятикнижия, в других книгах Ветхого Завета очевидно прослеживается постепенное ослабление жестокости предполагавшихся талионом санкций; в Новом Завете этот процесс нарастающего ослабления жестокости талиона обращается в полный его запрет. Эта тенденция в динамике одной из основополагающих нравственно-правовых норм закономерна. Ее закономерность подтверждается аналогичной внутренней нормативной динамикой талиона в Коране.

Принимая во внимание нормативную динамику талиона, можно повторить вслед за многими комментаторами и исследователями, что закон талиона представляет собой результат преодоления еще более древнего обычая неограниченной мести; — но вопреки тому, что говорят некоторые исследователи, нужно указать, что нет оснований трактовать талион как продукт архаической цивилизации, преодолеваемый (замещаемый) с развитием цивилизации государственным законом и моралью.

На основе имеющегося анализа талиона, можно уточнить особенности этого императива в более широком контексте — как права талиона (с учетом как характеристик самого правила, так и особенностей определяемых правилом действий) и выделить следующие его характеристики

Первое, талион — это правило, регулирующее реактивные действия. В отличие от исторически близкой ему заповеди любви[5], он ничего не говорит о том, какими должны быть инициативные действия.

Второе, ре– на уровне стереотипа, предрассудка, отклонения, здравого смысла. Этот стереотип обнаруживается и в заповеди «Не судите. », и ее исполнение может мотивироваться по логике талиона (с заменой «потому что» на «чтобы»[6]) и рационализироваться в ее духе.

Правда, логика мышления по типу талиона потенциально нейтрализуется переосмыслением самого талиона, происходящее у Отцов Церкви, что впервые проявилось у Тертуллиана[7].

Отказ от мщения непременно опосредован в христианской этике требованием прощения обид. Этика любви повелевает прощать обиды, причем прощать следует как признающегося в своем прегрешении и просящего о прощении (См.: Лк. 17:4), так и всякого согрешающего против тебя (См.: Мф. 18:21). Смысл милосердного прощения не просто в забвении причиненного зла; милосердное прощение означает главным образом отказ от мщения и затем уже примирение. Прощение — это забвение обиды и согласие на мир. Иными словами, прощая, я признаю другого и в признании принимаю его, располагаюсь к нему. В требовании прощения предполагается и другое: не бери на себя право судить других окончательно и навязывать им свое мнение.

Коран. В Коране и в Исламе в целом прослеживается аналогичная эволюция по смягчению талиона. Как и в Нагорной проповеди, в Коране при первом упоминании правила талиона производится отсылка к уже известному закону и затем дается наставление. Однако собственно кораническое наставление не противопоставляется Моисеевому, но только сопоставляется с ним, причем имеющаяся в Пятикнижии детализация действий по правилу талиона здесь не воспроизводится во всей полноте: «О вы, которые уверовали! Предписано вам возмездие за убитых: свободный — за свободного, раб — за раба, женщина — за женщину. Если убийца прощен родственником убитого — своим братом по вере, — то убийце следует поступить согласно обычаю и уплатить достойный выкуп. Это — облегчение вам от вашего Господа и милость. А тому, кто преступит [эту заповедь] после разъяснения, — мучительная кара» (Коран 2:178; см. также 5:45 / пер. И.Ю.Крачковского).

Но вместе с тем косвенно рекомендуется и прощение. В суре 2 прощение пока только упоминается, и главным при этом упоминании является подтверждение необходимости баланса, который в данном случае обеспечивается «достойным выкупом». По свидетельству специалистов, само слово «уплата» («оплата») — «кисас» — это то же слово, которое обозначает возмездие, месть, но не кровную месть[8]. В суре 5 продолжение ст. 45 (в пер. В.Пороховой) гласит: «А кто простит [за свои раны], И [возмещение за них] на милостыню обратит, тому послужит это искуплением [грехов]». Опять-таки прощение здесь лишь упоминается, но не прямо требуется. Однако смысл этого упоминания таким образом не умаляется. Указывается не только на предпочтительность прощения, в смысле отказа от физического наказания и замену его денежной компенсацией, — но и на предпочтительность пожертвования полученной компенсации на милостыню. Следующий же стихфактически закрепляет обновленный в сравненнии с классическим правом талиона ценностно-семантический контекст: прощение, снисходительность, милостыня в соотнесении со спасением задают более возвышенный, альтуристически-перфекционистский способ морального мышления (5:46). В другом месте эта идея получает дальнейшее развитие: прощение прямо противопоставляется возмездию, аналогично наставлению Нагорной проповеди; при этом само воздаяние злом за зло рассматривается как зло, через совершение которого мстящий приравнивает себя злодею: (42:40 / смысловой пер. М.-Н.О. Османова[9]).

Проблема равенства и уравнивания крайне существенна в Коране. Ради поддержания равенства в противостоянии с противником допускаются отступления от благочестия: «[Сражайтесь] в запретный месяц, [если они сражаются] в запретный месяц. [За нарушение] запретов [следует] возмездие. Если кто преступит [запреты] против вас, то и вы преступите против него, подобно тому как он преступил против вас» (Коран 2:194 / пер. И.Ю.Крачковского). Идея равенства доводится до более развитой в этическом плане идеи универсализуемости, причем в требовании, касающемся отношения к «неверным»: «Если вы подвергаете наказанию неверных, то наказывайте таким же образом, как вас наказывали» (Коран 16:126).

Наконец, необходимо отметить еще один момент в коранических контекстах талиона: это правило раскрывается и конкретизируется в соотнесении с ситуациями войны, или острого и ожесточенного противостояния. Для лучшего понимания этого обратимся к учению о праве войны, или справедливости войны Гуго Гроция (1583-1645), мыслителя христианского, однако основывавшего свое учение в основном на концепции естественного права. У Гроция нормативное мышление по типу талиона представлено развернуто, хотя сам Гроций упоминает талион прямо лишь однажды, а косвенно — в нескольких местах, главным образом, посвященных проблеме наказания. По Гроцию, талион и получившая на его основе развитие более поздняя обычно-правовая практика наказания равным за равное встречается «среди тех, кто не имеет общих судей»[10], «в тех местах и между теми лицами, которые не подчинены определенным судам»[11]. Но вместе с тем, нет «общих судей» и «общих судов» в ситуации противостояния и войны. Именно поэтому трактат Гроция, посвященный анализу права, нравов и этики войны, оказывается столь важным источником и для понимания условий действия талиона, логики принятия решений и мышления по типу талиона.

В свете это становится понятно, насколько обоснованно обращение в Коране к талиону именно в связи с войной. На войне надо быть снисходительным и готовым к прощению (См. Коран 2:192); но первому не следует прекращать сражение, если сохраняются условия, породившие войну, если продолжаются «смуты и угнетения» (См. Коран 2:193). Иными словами, по отношению к врагу, тем более неверному, надо быть великодушным, но не снисходительным. На обиду надо отвечать обидой; защищающийся вправе применять силу (См. Коран 42:41). Аналогичные суждения высказывает и Гроций, приводя в подтверждение множество таких же высказываний из античных, патристических и средневековых писателей.

Таким образом, в Коране, в отличие от Нового Завета, талион фактически не отвергается решительно; лишь в одном месте содержится констатация предпочтительности полного прощения возмездия. Талион ограничивается, как это происходит в Ветхом Завете, но это ограничение, в отличие от Ветхого Завета, сопровождается и предложением и наставлением иных подходов в морали — прощения, терпения, снисходительности, в том числе, ради будущего спасения.

Такое совмещение талиона и милосердия свидетельствует о том, что в Коране содержится иная, по сравнению с Новым Заветом этика. В Новом Завете дана в конечном счете этика совершенствования — совершенствования, осуществляющегося через любовь к ближнему. В Коране есть и этика совершенствования, и этика милосердия и прощения. Однако они сопряжены с этикой включенного и активного разрешения конфликтов — поведения в условиях противостояния с врагом. В этом смысле кораническая этика предстает очевидно социально ориентированной, предполагающей обязанности человека по отношению к другому человеку, выраженные в его ответственности за другого и за ту ситуацию, которая складывается в сообществе. Как обращенная к реально-коллективным, коллективно-земным (а не соборным) формам общежития кораническая этика является полной и развитой — совмещающей в себе различные типы ценностных систем и, соответственно, тактики поведения.

Талион и золотое правило обычно рассматриваются как выражение исторически последовательных ступеней в развитии нравственности. Устоявшееся мнение заключается в том, что талион – lex (jus) talionis – это форма социальной регламентации, соответствующая довольно ранней (но не примитивной, как это полагают некоторые) стадии развития человеческих сообществ. При сугубо историческом рассмотрении талион (от лат. talio – возмездие, равное преступлению, отtalis такой же) предстает восходящим к архаическому обычаю кровной мести и преодолевающим его правилом наказания за совершенное преступление – правилом, по которому возмездие должно строго соответствовать нанесенному ущербу. В современных нормативных исследованиях талион нередко трактуется более широко – как правило равного воздаяния, что исторически некорректно, но в теоретическом анализе допустимо для обобщенного представления особого типа регуляции взаимоотношений между людьми. Именно в таком контексте понятно принятое мнение, что с развитием и обогащением социальных отношений талион вытесняется на периферию человеческих связей другой, более утонченной нормативной формой – золотым правилом, появление которого знаменует оформление морали, или нравственности в современном смысле этого слова. Талион, таким образом, рассматривается как доморальная форма социальной регуляции; хотя если брать талион в указанном строгом значении, то исторически он оказывается предшествующим не столько нравственности, сколько праву, институционализированному закону.

Талион это исторически первая форма справедливости. Но это и определенная форма справедливости – репрессивной справедливости по отношению к тем, кто не желает принять и разделить предлагаемые золотым правилом равенство и взаимность (взаиморасположенность) или предлагаемые заповедью любви великодушие, щедрость, открытость. Талион зарезервирован для общения с теми, кто как бы полагает, что «мораль – это бессилие в действии», что «мораль – это ухищрение слабых». Талион – последняя возможность сохранения человечности в неприспособленных для человечности обстоятельствах подобных тем, что передаются нормативной моделью «войны всех против всех», не важно, понимается ли эта модель как метафора или дескриптивно достоверная концепция. Талион в полной мере актуален, когда угроза решительного отпора является единственным условием ограничения и подавления потенциального злодея.

сущность и специфика Мораль возникла возникает в результате антропо-социо-культуро-генезе в период родо-племенных отношений в ответ на объективную необходимость первобытных общностей (рода, племени). В своих истоках ее назначение — консолидировать общество. Сущность — это главное, необходимое для изучения объекта, качественная определенность (по Гегелю), родовое свойство, принадлежит роду явлений. Т.к. мораль по своему роду относится к социальным регуляторам, то она в этом смысле на равне с политикой. Признаки, сущностные свойства морали: 1. Регулятивность морали (политика, юриспруденция). 2. социальность: все регуляторы возникают в качестве необходимых оснований. 3. историчность: каждый регулятор имеет свое время существования, причем каждый регулятор меняется с эпохой: мораль обретает черты общества, которому она служит, социальное и моральное совпадают, т.к. в обоих случаях имеет место связь. 4. социальной неоднородности (дифференцированность, классовость) морали: в обществе, разделенном на группы, мораль индивидуальна каждой группе. Мораль многолика — моральный плюрализм, люди говорят на разных моральных языках. 5. определенное место в системе социальной регуляции: каждый вид регуляции имеет свою цель.Специфика морали — видовое качество (в отличии от родового, сущностного) то, что отличает явление от свойственных ему явлений.объективная специфика морали: мораль как целостный, абстрактный, идеальный объект. Признаки: 1. историческая долговечность морали означает, что мораль зарождается, формируется раньше других типов регуляции. За моральной регуляцией будущее, т.к. прогрессивность каждого типа регуляций = критерий морали. 2. всеобъемлимость морали, или ее универсальная включенность во все сферы соц, меж, внутри личностных отношений (отношение человека к себе, другому, к обществу, к природе, ко времени). 3. неинституциональность морали: в отличии от других видов социальной регуляции мораль не имеет специфических социальных институтов, т.к. каждый социальный институт предположительно должен выполнять определенные моральные функции.

основные функции. В этической литературе существует приблизительно 5 функций морали. Но 10 функций морали боле подробно описывают: каждая следующая включает в себя все предыдущие. 1. Регулятивная функция. 2.чтобы мораль осуществилась, субъект должен знать моральные требования — познавательная функция. 3. воспитательная — чтобы моральные поступки реализовались 4. оценочная — оценка- это способность бытия морали, мораль — суждение всегда оценочное 5. ценностно-ориентационная: предпочтительное отношение к ценности — мораль основывается и на систему моральных ценностей (кроме системы моральных требований), «дадим взойти всем цветам, чтоб знать, каке в превую очердь вытоптать»- гласит китайская пословица. 6. мировоззренческая (теоретическая) и мироотношенческая (практическая). 7. универсальные коммуникации с миром (отношение к себе, другим, обществу) 8. универсальная адаптация к миру 9. человекотворческая 10. спасения (человека или человеческого рода от само- и взаимоуничтожения). Первые пять функций — функции морали, вторые — переход в свое-иное (нравственность).

Источник: https://www.diary.ru/~tinnaro/p72234220.htm?oam

Повышение оригинальности

Предлагаем нашим посетителям воспользоваться бесплатным программным обеспечением «StudentHelp» , которое позволит вам всего за несколько минут, выполнить повышение оригинальности любого файла в формате MS Word. После такого повышения оригинальности, ваша работа легко пройдете проверку в системах антиплагиат вуз, antiplagiat.ru, РУКОНТЕКСТ, etxt.ru. Программа «StudentHelp» работает по уникальной технологии так, что на внешний вид, файл с повышенной оригинальностью не отличается от исходного.

Результат поиска

Предисловие. «Вместо твердого древнего закона свободным сердцем должен был решать впредь сам, что добро и что зло». Ф.М.Достоевский

Золотое правило нравственности. «(Не) поступай по отношению к другим так, как ты (не) хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе»

В условиях, когда возросла социальная подвижность и когда отдельный человек как таковой должен заботиться о реализации в своем бытии определенных общественных ценностей, позиция пассивной ответной реакции на поступки других оказывается недостаточной. Она становится более активной, человек значительно больше, чем в предшествующую эпоху, должен думать о последствиях своих деяний. Своими поступками он как бы задает теперь окружающим образец для ответных действий. Исторический переход от коллективной ответственности рода к индивидуальной ответственности отдельного человека не мог, естественно, произойти без коренной перестройки как всего строя мышления, так и форм социального регулирования. Это, во-первых. Во-вторых, сами действия не могут в этом случае быть какими угодно. Они уже квалифицируются как хорошие и плохие, полезные и вредные, и человек намеренно, сознательно, задает окружающим образец для положительных, полезных, хороших действий. В-третьих, индивид должен относиться не к представителям одного или нескольких соседствующих с его группой коллективов, а к окружающим вообще. Талион, видоизмененный с учетом этих новых моментов, и есть не что иное, как «золотое правило» нравственности.

«Золотое правило» нравственности в качестве основы нравственного поведения и нравственного сознания всегда было объектом пристального внимания философов. Гоббс Т. считал его основой естественных законов, определяющих жизнь человека. Это правило доступно для понимания каждого, оно помогает ограничить индивидуальные эгоистические притязания, что составляет основу единения людей в государстве. Локк Дж. не считал «золотое правило» нравственности врождённым человеку, напротив, в его основе лежит естественное равенство людей, осознав которое в форме «золотого правила» нравственности, люди приходят к состоянию общественной добродетели. Кант И. критически оценивал традиционные формулировки «золотого правила» нравственности. По его мнению, «золотое правило» нравственности в явном виде не позволяет оценить степень нравственной развитости индивида: индивид может занизить нравственные требования к самому себе, может стать на позиции эгоизма («я не мешаю вам жить, не мешайте жить и мне»). Традиционно «золотое правило» нравственности включало в нравственное поведение желание индивида. Но человеческие желания, страсти, по мнению Канта И., делают его рабом природы и полностью выводят за пределы мира нравственного — мира свободы. Однако категорический императив Канта И. — центральное понятие его этического учения — есть философски уточнённое «золотое правило» нравственности: поступай так, чтобы максима твоей воли всегда могла стать основой всеобщего законодательства. Страсти, желания не должны подменять нравственные мотивы поступка. Индивид возлагает на себя ответственность за возможные последствия своего поведения.

Существует две трактовки Золотого правила — позитивная и негативная. 1) Позитивная — «Относись к людям так, как хочешь, чтобы другие относились к тебе», или «Поступай в отношении других так, как хочешь чтобы в отношении тебя поступали..» 2) Негативная — «Не относись к людям так, как не хочешь, чтобы к тебе относились».

«Золотое правило» от талиона отличается тем, что оно:

«Золотое правило нравственности» есть формула отношения человека к себе через его отношение к другим. Существенно важно, что у этих видов отн и т.д.

Перейти к полному тексту работы

Скачать работу с онлайн повышением оригинальности до 90% по antiplagiat.ru, etxt.ru

Смотреть полный текст работы бесплатно

Смотреть похожие работы

* Примечание. Уникальность работы указана на дату публикации, текущее значение может отличаться от указанного.

Источник: https://www.webkursovik.ru/kartgotrab.asp?id=-76596